Лабораторная диагностика играет ключевую роль в трансплантологии

Как сообщила изданию PAP доктор Марцелина Грабовска из Университетского клинического центра Варшавского медицинского университета, для подготовки пациента к трансплантации необходимы многие специалисты, в том числе диагносты, которые проверяют, примет ли организм новый орган.

ПАП: Давайте начнём с основ. Чем занимается лаборатория, которой вы руководите?

Д-р Марцелина Грабовска: Иммуногенетическая лаборатория Калифорнийского университета в Милтон-Мекленбурге (UCML) в Центральной клинической больнице на улице Банача специализируется на диагностике трансплантаций. Мы в первую очередь проводим анализ гистосовместимости HLA, который имеет решающее значение при трансплантации органов и гемопоэтических клеток. Проще говоря, мы проверяем, примет ли организм пациента новый орган или клетку или отторгнет.

ПАП: Требуются ли одинаковые исследования для каждого органа перед трансплантацией?

МГ: Нет, у каждого органа свои правила. Например, в случае с сердцем время от забора до трансплантации составляет всего четыре часа. Провести комплексное иммунологическое обследование за столь короткий срок невозможно. Поэтому при трансплантации сердца наша роль в основном заключается в ретроспективной оценке иммунологического риска – как после процедуры, так и во время неё. При трансплантации почек, напротив, у нас больше времени, и иммунологическая совместимость имеет решающее значение.

ПАП: Почему почки так требовательны?

МГ: В клетках почек концентрация HLA-антигенов особенно высока, что определяет, распознаёт ли иммунная система пересаженный орган как свой собственный. Поэтому трансплантация почки требует предельной тщательности при выборе донора и оценке иммунологического риска. Печень и сердце в этом отношении несколько более устойчивы.

ПАП: Как выглядит процесс выбора донора почки?

МГ: Сначала мы определяем группу крови. Это начальный критерий. Затем мы анализируем биологический материал донора – кровь и лимфатические узлы. Мы выделяем ДНК из крови и определяем набор антигенов гистосовместимости, также известных как HLA. Одновременно мы проверяем потенциальных реципиентов на наличие антител к этим антигенам. Такие антитела к HLA могут появиться, например, после переливания крови, во время беременности, после инфекций или после предыдущей трансплантации. Их наличие делает трансплантацию от данного донора очень рискованной.

ПАП: Сколько времени занимает такая проверка на соответствие?

МГ: Во время трансплантационных смен сама кросс-тест, то есть иммунологическое исследование между донором и реципиентом, занимает 7-8 часов. Ранее, в ту же смену, мы проводим генетическое тестирование – ещё несколько часов, чтобы определить HLA-антигены у умершего донора. Это очень интенсивный процесс. Мы работаем в условиях серьёзного дефицита времени, поскольку от скорости получения результатов зависит судьба органа, а в конечном итоге и пациента.

ПАП: Вы упомянули огромное давление. Каково работать в лаборатории в такие времена?

МГ: Это не та тихая и спокойная работа, которую многие себе представляют. Во время трансплантационных смен телефон звонит один за другим — все хотят знать, когда будут результаты. Иногда что-то приходится повторять, проверять другим методом, или оборудование зависает, и секунды летят незаметно. Это поистине волнующие моменты. Мы знаем, что наша задержка может повлиять на то, будет ли использован орган.

ПАП: Как отбираются доноры кроветворных клеток, или того, что раньше называлось «костным мозгом»?

МГ: В данном случае нам необходимо найти донора, полностью совместимого с HLA-антигенами пациента — мы говорим о совпадении 10/10, то есть 10 HLA-антигенов реципиента должны совпадать с 10 HLA-антигенами донора. Это сложно, поскольку у каждого из нас уникальный набор генов, кодирующих молекулы HLA.

Сначала мы ищем донора-родственника, которым может быть брат или сестра пациента, поскольку только брат или сестра могли унаследовать тот же набор HLA-антигенов. Если у пациента нет совместимого семейного донора, мы ищем неродственного донора. Мы проводим поиск в регистрах в Польше и за рубежом, в международных центрах донорства костного мозга. Если идеальное совпадение не найдено, допускается единичное несовпадение (9/10 или, в редких случаях, 8/10). Кроме того, в последние годы появился новый подход: трансплантация гемопоэтических клеток от частично совместимого семейного донора, так называемого гаплоидентичного донора.

ПАП: Сколько времени у вас есть, чтобы найти такого донора?

МГ: Обычно это около двух месяцев, но в экстренных случаях, особенно у детей, срок сокращается до нескольких недель. Иногда мы ищем донора для пациента в критическом состоянии — в таких случаях каждый день на счету.

ПАП: Влияют ли на вас подобные ситуации эмоционально?

МГ: Конечно. Хотя мы не видим пациентов, мы заботимся об их судьбе. Я помню молодую женщину, мать нескольких детей, для которой мы искали донора стволовых клеток крови. Мы нашли донора, но болезнь была слишком запущенной. Мы знали, что она очень хотела увидеть Первое Причастие своего сына. Нам это удалось – она умерла на следующий день. Такие истории незабываемы.

ПАП: Это очень трогательно. Но, полагаю, большинство трансплантаций проходят успешно?

МГ: Да. К счастью, сегодня большинство пациентов живут много лет после трансплантации. Фармацевтические и технологические достижения, а также более точная диагностика улучшают результаты. Мы проводим больше тестов, лучше понимаем и прогнозируем иммунные реакции и можем точнее прогнозировать риск отторжения. Это огромный шаг вперёд по сравнению с тем, что было десять лет назад.

ПАП: Проводите ли вы также исследования после трансплантации?

МГ: Да, это очень важное направление нашей работы. Мы отслеживаем наличие антител к HLA, которые могут появиться после трансплантации и сигнализировать о риске отторжения органа. Мы оцениваем посттрансплантационный химеризм у пациентов, перенесших трансплантацию гемопоэтических клеток. Мы также проводим передовые исследования для оценки свободно циркулирующей ДНК донора органа, анализируя, появляется ли генетический материал пересаженного органа в крови реципиента. Повышение его уровня указывает на потенциальное повреждение или отторжение пересаженного органа. Это позволяет нам реагировать до появления у пациента каких-либо симптомов.

ПАП: Похоже, лабораторная диагностика играет ключевую роль в трансплантологии, однако об этом редко говорят.

МГ: Да, это правда. Трансплантацию в основном обсуждают в контексте хирургов и впечатляющих операций. Однако важно помнить, сколько специалистов из разных областей, включая диагностов, задействовано в правильной подготовке пациента к трансплантации и в послеоперационном уходе.

Наши результаты определяют, получит ли пациент А или пациент Б почку от подходящего донора. Мы испытываем огромную ответственность, но также и удовлетворение, когда видим, что наша работа является частью такого сложного процесса, как трансплантация, и оказывает реальное влияние на чью-то жизнь.

ПАП: Считаете ли вы, что трансплантационная диагностика развивается?

МГ: Совершенно верно. У нас появляются всё более совершенные технологии и более точные генетические и иммунологические методы. В Польше 17 лабораторий гистосовместимости, но только восемь из них участвуют в распределении органов в рамках национальной системы, созданной Координационно-организационным центром Poltransplant. Это очень ответственная и сложная работа. Сегодня иммуногенетическая диагностика — это область, которая объединяет молекулярную биологию, иммунологию и биоинформатику, оказывая при этом непосредственное влияние на жизнь людей.

Марцелина Грабовска, доктор медицинских наук и доктор философии, заведует лабораторией иммуногенетики в UCML UCK MUW в Варшаве. Будучи лабораторным диагностом и специалистом в области лабораторной медицинской иммунологии, она уже более десяти лет занимается оценкой гистосовместимости доноров и реципиентов органов и гемопоэтических стволовых клеток, включая процедуры поиска и отбора доноров гемопоэтических стволовых клеток.

Беседовала: Мира Суходольская (PAP)

мир/ джанн/ аба/